Задание: Одного из Ноев убили и Линк оказался следующим кандидатом на освободившееся место.
Название: Брат мой, враг мой
Автор: Г. Линк
Бета: Г. Линк и анонимный доброжелатель
Форма: фик
Размер: 8706 слов
Пейринг/Персонажи: Говард Линк, Роад Камелот, Малкольм Левелье, Тысячелетний Граф, ОП
Категория: джен
Жанр: драма, экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: Говард Линк должен был удостовериться, что Шерил Камелот мертв.
Предупреждение: постканон
1
Медсестра улыбалась Говарду безразлично-дежурной улыбкой, какие бывают у хорошо вышколенных официантов или горничных, много лет прослуживших в богатом особняке. Уголки губ были приподняты, голова чуть склонена вперед в стремлении угодить, но в глазах читалось тоскливое равнодушие. Медсестре хотелось как можно скорее проводить посетителя в нужное место и забыть о его визите.
— Сюда, пожалуйста. — Она толкнула тяжелую, обитую железом дверь. — Морг находит в другом корпусе.
Говард кивнул и шагнул следом. Дверь захлопнулась у него за спиной, отрезая от шумной суеты госпиталя Святого Варфоломея. Позади остались расписанные фресками залы, гул голосов, острый запах карболки — впереди же разверзлось ничто.
Бесконечно-длинный коридор, залитый грязно-желтым светом, уходил в темноту. Тусклые лампы висели на расстоянии десяти метров друг от друга, превращая пол в шахматную доску из тени и полутени. Тянуло сыростью; плитка влажно поблескивала осевшим на ней конденсатом. По мутно-серому кафелю ползли разводы трещин.
— Пожалуйста, сюда, — повторила медсестра. Мертвенный свет углублял морщины и придавал восковой оттенок коже, превращая лицо в безжизненную маску. Говард с удивлением вспомнил, что несколько минут назад эта женщина показалась ему миловидной. Сейчас ее облик мог внушить только отвращение.
Она двинулась вперед, и ему ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Плотный, затхлый воздух окружал их, словно кокон; звуки шагов гасли, так и не набрав силу. На какое-то безумное мгновение Говарду показалось, что коридор не принадлежит госпиталю Святого Варфоломея — как и вовсе не принадлежит миру живых.
Впереди раздалось дребезжание, из густых теней выступил силуэт. К ним приближался еще один мертвец — санитар, тащивший за собой тележку. Плотно сжав губы, он смотрел прямо перед собой и методично переступал через полосы желтого света. Когда они поравнялись, санитар даже не поднял головы. Тележка с грохотом прокатились мимо, и Говард, не удержавшись, бросил на нее быстрый взгляд. Он ожидал, что на каталке окажется труп, но увидел всего лишь чаны с супом и мясным рагу — остатки обеда для работников морга.
Больше Говард не оборачивался.
Они шли и шли, и, когда ему стало казаться, что коридор и в самом деле бесконечен, лампа высветила противоположную дверь.
— Сюда, пожалуйста, — заученно произнесла медсестра и нажала на ручку.
Та нехотя повернулась; дверь дрогнула и отворилась, по глазам резанул яркий полуденный свет. Они вновь оказались в мире живых. Говард глубоко вдохнул и поморщился, уловив удушливый аромат гниения.
Медсестра жестом пригласила его дальше. Если бы не миазмы, витавшие в воздухе, можно было подумать, что она ведет его по коридору небольшой гостиницы где-нибудь в Ист-Энде: блестящий паркет, выкрашенные светлой краской стены, сентиментальные сельские пейзажи в простых деревянных рамках. Ничего общего с подземным туннелем.
У двери с надписью «Прозекторская» медсестра остановилась и постучала. Пока она дожидалась ответа, Говард успел вытащить из нагрудного кармана платок и прикрыть нос. От запаха, впрочем, это не спасло; стоило медсестре приоткрыть дверь, как в нос ударил отвратительно-сладковатый дух. Тела Ноев разлагались и гнили точно так же, как тела простых смертных.
В центре помещения стоял высокий узкий стол, на котором лежало покрытое простыней тело. Патологоанатом хлопотал у стеллажей, раскладывая инструменты. Медсестра кашлянула.
— Доктор Фергюссон, это инспектор Линк, — сказала она. Патологоанатом промычал в ответ что-то невнятное. — Он из Ватикана.
Патологоанатом взглянул на Говарда в упор и недобро прищурился. Англиканец, он не понимал, что какому-то католику могло понадобиться в его вотчине.
— Вас должны были предупредить о моем визите, — произнес Говард.
— Да, предупреждали, — согласился патологоанатом. Враждебность его никуда не делась. Он бросил скальпель в коробку — металл звонко ударился о металл — и подошел к прозекторскому столу. — Хотите взглянуть на тело?
— С вашего позволения. — Говард оценил то, что патологоанатом не задает лишних вопросов.
Тот поднял простынь, открывая лицо покойного. Говард наклонился ближе, всмотрелся в искаженные смертью черты. Кивнул. Сомнений не осталось.
Это был Шерил Камелот.
— Вскрытие уже проводили? — спросил Говард. Лицевые мускулы странно перекосило, и Шерил как будто ухмылялся ему с прозекторского стола. Стигматы со лба исчезли, но Говарду казалось, что он видит их тени на гладкой коже.
— Вскрытия не будет.
— Почему?
Патологоанатом помолчал, должно быть, решая, к кому он испытывает большую неприязнь: к инспектору Ватикана или тем, пока еще неизвестным, которые мешали ему делать свою работу. Инспектор Ватикана оказался симпатичнее.
— Семья запретила. Они пожелали, чтобы тело не трогали, — с отвращением произнес патологоанатом. — Религиозные мотивы, видите ли.
Говард слабо улыбнулся в ответ. У семьи Шерила — семьи Ноя — определенно могли быть религиозные причины, чтобы запретить вскрытие.
— А какова заявленная причина смерти? — поинтересовался он. Больше из любопытства: эта информация для отчета не требовалась. Говард должен был просто удостовериться в факте кончины.
— Инфаркт. — Патологоанатом снова закрыл Шерила простыней. — Вы можете в это поверить? Абсолютно здоровый мужчина, которому не исполнилось и сорока пяти — и вдруг умирает от инфаркта.
— Ваши предположения?
— Яд. Скорее всего, щелок. Без дополнительных исследований наверняка, конечно, сказать нельзя, — он с досадой махнул рукой, — но состояние слизистых, кожных покровов, ожоги в гортани, кровавый понос… Как по-вашему, это похоже на симптомы сердечного приступа? Я работаю тут без малого тридцать семь лет, и уж поверьте, кое-чему научился за этот срок.
— Понятно, — кивнул Говард. Ной умер от яда? Это стоило запомнить и как следует обдумать на досуге. Неужели такое вообще возможно? — Благодарю вас, доктор Фергюссон. Не смею больше отвлекать.
Он раскланялся с патологоанатомом, подал знак медсестре; та с видимым облегчением подошла к выходу. Уже на пороге Говард в последний раз обернулся. Складки простыни на лице Шерила сами собой сложились в крест.
— Инспектор? — позвала медсестра.
— Иду, — откликнулся Говард и наконец вышел. В ту самую секунду, когда он закрыл за собой дверь, сильный и острый укол боли пронзил его лоб точно над переносицей.
Медсестра вела его знакомым путем к подземному переходу. Боль медленно расползалась, обхватывая голову стальным обручем. Говард провел ладонью по лицу, безотчетно пытаясь стряхнуть усталость.
— У вас найдется средство от мигрени? — спросил он, когда они ступили в желтый коридор.
— Конечно, инспектор. На посту дежурной можно взять порошок.
— Хорошо.
Он потянул за ворот, ослабляя узел галстука. Откуда-то дуло по ногам, но в то же время не хватало воздуха; фигура медсестры покачивалась впереди, попеременно теряя и обретая четкость, шахматная клетка светотени крутилась под ногами. Стальной обруч давил все сильнее, въедался в кожу, ломал кости. Говард вгляделся во тьму — но выхода все не было и не было, словно он вовсе исчез, словно они никогда не смогут вернуться назад и навеки обречены плутать по царству мертвых. Он стиснул зубы, заставляя себя переставлять дрожащие ноги. Откуда-то из глубины души поднялась абсурдная уверенность: нужно просто выбраться из коридора, тогда наваждение отпустит. Там, в госпитале Святого Варфоломея, в обители живых, ему станет лучше. Говард ухватился за стену, чтобы не упасть; пальцы заскользили по влажной плитке.
— Инспектор Линк? — позвали его. — Инспектор, что с вами, вам дурно? Инспектор…
Последним отчаянным усилием он вскинул голову. Медсестра стояла в метре от него, неестественно изогнувшись, словно запутавшаяся в собственных нитях марионетка. Кожа ее посерела, на лбу загорелась перевернутая черная звезда.
Сражайся, мелькнула мысль в сознании Говарда. Затем — следующая: молись. А потом грязно-желтые стены опрокинулись и погребли его под собой.
2
Осознание того, где он находится, пришло не сразу. Сначала Говард просто открыл глаза. Взгляд уперся в бледно-голубую стену, скользнул по тонким тюлевым занавескам. За недавно вымытым, в радужных разводах стеклом покачивались ветки липы, покрытые маленькими белыми соцветиями.
— Где я? — прошептал Говард. Ему вспомнилось, как когда-то давно, лет семь или даже восемь тому назад он также проснулся в доме мастера Зу. Только тогда окно было открыто, и в спальню с чириканьем залетали воробьи. — Что произошло?
— Ты в госпитале Святого Варфоломея, Говард, — послышался рядом звенящий и чистый девичий голос. — В палате. Все хорошо.
Руки сами собой сжали жесткий больничный пододеяльник, горло перехватило. Говард знал этот голос, слышал его прежде — давно, очень давно. Семь или восемь лет назад, или раньше, еще раньше. Но кто, кто же это? Миранда Лото? Линали Ли? Тэвак?! Он дернулся, силясь повернуться, и сознание рассекла надвое новая вспышка боли.
— Все в порядке, Говард. — Мягкие руки погладили его по лицу, обхватили за подбородок, и Говард наконец-то ее увидел. — Все хорошо.
Роад Камелот.
Он рванулся прочь, и она легко отпустила его, позволив упасть на подушку.
— Я заходила в морг, проверить, как идут приготовления к похоронам, и случайно услышала, что и ты здесь. — Она поправила короткий локон, выбившийся из-под черной шляпки, разгладила кружево на юбке. — Удивительное совпадение, не правда ли?
— Ты… — прохрипел Говард, и Роад улыбнулась в ответ — но не с игривым кокетством, как прежде, а сдержанно и спокойно.
Она осталась все той же: юная девочка, завернутая в рюши и бантики. Коротенькое платье, гольфы, карамельный запах и разноцветный леденец на палочке. Прелестное демоническое дитя, вот только взгляд стал иным.
— Не бойся, Говард, — она положила ладонь на его запястье, — я всего лишь хотела тебя проведать. Я не причиню тебе вреда.
Лоб и затылок горели огнем, как будто кто-то выжигал на коже неведомые узоры, сердце бешено гнало кровь по жилам. Говард сглотнул, облизнул пересохшие губы. С ужасом вспомнил, что лезвия и печати были спрятаны в костюме, и теперь он, переодетый в больничную пижаму, остался беззащитен.
Он скосил глаза: вдруг ему повезло, и где-то в углу стоит вешалка с одеждой. Тогда, возможно, он сумеет добраться до оружия. Хватит всего одного рывка… Но углы пустовали. Говард в отчаянии застонал сквозь зубы.
— Тебе больно? — Роад погладила его по волосам свободной рукой, расправила пальцами спутанную и влажную от пота челку. — Ну-ну. Разве Вороны не должны быть привычны к боли?
Он мотнул головой, скидывая ее руку. Роад засмеялась, и от ее смеха он почувствовал себя лисицей, которую загнали в угол охотничьи собаки. Они рычали, скалили клыки — но не торопились загрызть жертву. У них хватало времени, чтобы потешиться вдоволь.
— Что тебе надо? — выдохнул он.
Роад старательно надула губки, мгновенно примеряя маску капризной маленькой девочки.
— Говард, ну я же сказала! Я просто была в больнице и решила проведать тебя. Разве мы не друзья, Говард? После смерти папочки Шерила я чувствую себя такой одинокой! — Ее подбородок задрожал, голос стал плаксивым. — Это все так ужасно! Мы с Графом…
— Хватит, — оборвал он ее. — Пришла меня убить — убивай, нечего тянуть!
— Ах, Говард… — Маска слетела, словно и не бывало. Роад смотрела на него в упор янтарными глазами, и серая кожа ее ладоней выделялась на светлых простынях.
Это был конец, и Говард собирался встретить его достойно. Он не сомневался: еще секунда, и Роад нанесет удар. И в тот момент, когда он готовился принять свою смерть, в коридоре за стенкой послышались голоса.
Медсестры совершали дневной обход.
Роад обернулась к двери и сощурилась; глаза и кожа вновь стали нормального, человеческого оттенка, лицо на секунду исказила недовольная гримаса.
— Кажется, мне пора. — Она порывисто наклонилась, и горячее дыхание осело на коже Говарда. — Но мы ведь скоро увидимся… Брат мой.
Ее губы легко коснулись его лба, и боль прокатилась по всему его телу. Мир подернулся кровавой пеленой.
— Инспектор! — кричали откуда-то снаружи, пока он метался в своем огненном коконе. — Инспектор Линк, что с вами?!
Наконец боль отпустила; из бурого марева проступили очертания предметов. Говард разглядел, что над ним склонилась медсестра, та самая, что давеча водила его в морг.
— Боже мой, инспектор, — причитала она, — Боже мой! Подождите немного, я сейчас позову доктора Коннора, он вколет вам дозу морфия… Боже мой, инспектор, откуда эта рана у вас на голове? Я ничего не могу понять…
Она нахмурилась и промокнула его лоб медицинской салфеткой. На белой марле остался кроваво-красный отпечаток креста.
3
Боль не утихала до вечера. Говард то приходил в себя, то вновь впадал в забытье. В моменты просветления он вспоминал о том, что инспектор Левелье ждет его доклад. Что долг его — сообщить о том, что здесь произошло. Об отравленном Ное. О Ное живом. О том, что сам Говард… Но додумать эту мысль до конца ему не удалось.
Похоже, его состояние становилось хуже. Испуганная медсестра, памятуя о том, что ее пациент — эмиссар Ватикана, отыскала католического священника. Тот отслужил над Говардом чин соборования, но его тело больше не принимало святых даров. Помазанная елеем кожа вздувалась пузырями, рана на лбу кровоточила все сильнее; когда священник попытался его причастить, горло сдавило судорогой, и Говард так и не сумел проглотить Тело Христово. Все, что ему оставалось — это цепляться за безумную надежду, что он просто умирает.
— Святой отец… Прошу вас… Свяжитесь с Ватиканом, со старшим… инспектором… Малкольмом Левелье… Пожалуйста, скажите, что я…
— Конечно, сын мой. — Священник осенил его крестным знамением и отступил, чтобы медсестра могла сменить повязку на голове.
— Потерпите, инспектор Линк, — уговаривала она его, словно ребенка, — вот увидите, утром вам станет легче. Потерпите…
— Старший инспектор Малкольм Левелье… Пожалуйста… Свяжитесь с ним…
— Обязательно свяжемся, — пообещала медсестра и вколола ему новую дозу морфия, от которой Говард погрузился в беспокойную зыбкую дрему.
Он проснулся за полночь и с удивлением понял, что ему действительно стало лучше. Боль прошла, оставив после себя лишь легкое головокружение. Полная круглая луна заглядывала в окно сквозь ветки; в больничном саду разливались соловьиные трели. Говард приподнялся на локте, разглядывая серебристые полоски на полу. Госпиталь Святого Варфоломея дышал спокойствием и умиротворенностью.
Где-то вдалеке чуть слышно скрипнула половица, и ощущение опасности, минуту назад выдернувшее Говарда из грез, вспыхнуло с новой силой.
Инстинкты подняли его из кровати и швырнули к стене. Он вжался в шершавую штукатурку в полуметре от косяка, приготовился к нападению. Пальцы сами с собой сложились в защитную фигуру, и только секунду спустя Говард вспомнил, что она бесполезна — печатей у него по-прежнему не было. Словно в ответ на это открытие в груди шевельнулось странное чувство, какая-то новая сила, но подумать о ней Говард не успел.
Дверь распахнулась, бесшумно и стремительно; птичьими крыльями взметнулись полы темных одежд, сверкнула в лунном свете белая маска. За Говардом прислали Воронов. Атакующее оперение взмыло в воздух, и он, даже не надеясь отбить атаку, выбросил вперед руку. Возможно, то была лишь иллюзия, порожденная полутьмой и лунными бликами — но кожа его показалась серой.
Печати дрогнули и упали на пол, не достигнув цели, в комнату беззвучно ворвались еще двое. Приняли боевые стойки — даже под просторными балахонами Говард мог угадать положение тела, — вскинули ладони, сплетая заклинание. Это свои, промелькнула в голове Говарда шальная мысль. Это свои, надо сдаваться. Но все та же сила, что стучала в его груди в унисон сердцу, заставляла сражаться дальше. Он отскочил вглубь комнаты, схватил подвернувшийся стул — единственное, что могло послужить оружием.
Из коридора раздался крик, затем — звук взрыва. Один из Воронов метнулся к дверям — и упал, придавленный обломками рухнувшей стены. Еще до того, как осела пыль, Говард узнал две фигуры, стоявшие друг против друга: инспектора Малкольма Левелье и Тысячелетнего Графа.
Время остановилось. Замерли уцелевшие Вороны, не знавшие, кого теперь нужно атаковать; застыли Левелье и Граф. Не шевелился и сам Говард. Сейчас, пока тянулась эта лакуна между секундами и пылинки танцевали в мутном воздухе, ему предстояло решить: кто же все-таки на его стороне.
Все его существо рвалось к Воронам и инспектору. Долг звал его, требовал помочь, вступить в бой, встать на защиту. Но тот, другой, поселившийся в теле Говарда рядом с сердцем, толкал прочь. Вел к Тысячелетнему Графу.
— Это Граф, это же наш милый славный Граф! — нашептывал в голове чей-то голос, похожий одновременно на голос Шерила Камелота, Неа Уокера, Мадарао и Токусы — и не похожий ни на кого. — Граф пришел, чтобы позаботиться о тебе, чтобы защитить тебя, чтобы забрать тебя! Иди, иди к Графу, иди к нашему милому славному Графу!
Руки дрогнули и опустились, ножки стула уже почти выскользнули из ослабевших пальцев. Граф склонил голову на бок, искоса наблюдая за Говардом; его извечная улыбка стала лукавой и опасной.
— Так-так, — пропел он, и глаза сверкнули за стеклами очков.
Время помедлило еще немного — и помчалось вперед.
— Линк, нет! — выкрикнул Левелье, и в то же мгновение Граф выхватил меч.
Острие устремилось Говарду в грудь. Стоявший ближе всех Ворон бросился наперерез, сияющие золотом и кровью печати взвились в воздух.
— Брать живым! — громыхал где-то сбоку голос Левелье.
Черно-белый меч легко, словно масло, рассек человеческую плоть. Предсмертный вопль разлетелся по комнате, обрывки ритуального одеяния упали на пол. «Сдавайся Ватикану!» — выли давние, еще Воронские инстинкты, но чужой властный голос заглушил их. Он приказал: «Беги!», и Говард бросился бежать.
Стул полетел в окно, зазвенело, осыпаясь, стекло. Не замечая осколков и торчащих из рамы острых краев, Говард вскочил на подоконник. Глянул на землю: второй этаже, у стены — цветочная клумба. Можно прыгать.
За спиной выли от нестерпимой боли. Там пахло паленым мясом, вспыхивали и гасли порожденные магией молнии. Говард знал: оборачиваться нельзя, но все-таки обернулся. Инспектор Левелье, жесткий и несгибаемый даже в пылу битвы, смотрел ему прямо в глаза.
Говард оттолкнулся от карниза и полетел вниз.
Он приземлился на мягкую, перекопанную почву. Под ногами хрустнули саженцы. Бархатцы, невпопад вспомнил Говард. Перед внутренним взором возникла та же клумба, но при свете дня: высаженные умелыми руками замысловатые узоры, нежные рыжие лепестки, темные листья. Он отбросил бесполезную картинку и перепрыгнул через ограду. Нужно было выбираться.
Усыпанная гравием дорожка вела вдоль здания к главному входу. Впереди маячили высокие чугунные ворота, за которыми проносились мимо редкие авто или степенно проезжали конные экипажи. Говард дернул решетку на себя, она не поддалась: на створках висел навесной замок. К счастью, справа нашлась калитка, оставленная открытой по чьему-то недосмотру. Говард выскочил на улицу. Как быть дальше, он не знал. Без денег и документов, без друзей, к которым он мог бы отправиться, босой, в больничной пижаме — куда он мог пойти? На чью помощь рассчитывать?
Справа, там, откуда он пришел, сверкнула вспышка. Кем бы ни были его преследователи, Ноями или Ватиканом, они приближались. Тело напряглось, готовое к новому спринту, но Говард успел сделать всего лишь пару шагов.
Из-за угла на полной скорости вылетел таксомотор и, взвизгнув покрышками, затормозил у обочины. Задняя дверца распахнулась, из машины высунулась Роад Камелот:
— Говард, сюда! Скорее!
Это могла быть ловушка, но ему некогда было колебаться — и не из чего было выбирать. Не раздумывая, Говард нырнул в салон. Роад перегнулась через его ноги, захлопнула дверцу и резко скомандовала:
— Гони!
Таксомотор сорвался с места. Говард оглянулся через плечо: госпиталь Святого Варфоломея, озаренный сиянием боя, отдалялся все больше и больше.
— Говард? — Роад обхватила его за плечи и притянула к себе. — Говард, все хорошо, все в порядке…
Теперь, когда опасность миновала, он почувствовал, насколько разбит. Заныли мускулы, начали саднить порезы и содранные о гравий подошвы; обжигающий стальной обруч снова лег на лоб. А затем Говард вспомнил прощальный взгляд Левелье — тяжелый, горький, неверящий — и вся эта боль померкла, обратилась в фантом, потому что сердце треснуло и разлетелось на куски.
— Говард, Говард, брат мой, я здесь, с тобой, — шептала Роад и гладила его по голове, а он прятал лицо в сгибе ее локтя и давился сухими рыданиями.
4
Он стоял в коридоре — том самом желтом коридоре, из которого так и не смог выйти. Лампы трещали и сыпали искрами, трещины извивались на кафельной плитке.
Говард моргнул, сощурился — и впереди показалась обитая железом дверь. Он шагнул, преодолевая сопротивление густого, вязкого воздуха, шагнул снова. Выход становился все ближе и ближе. Оставалось совсем чуть-чуть.
— Брат мой! — окликнули его.
Он обернулся: позади стояла Роад, ослепительная в своем кипенно-белом платье, и протягивала к нему руки. За спиной ее тянулась длинная усталая тень.
— Брат мой, — повторила она, и Говард очнулся.
Над ним нависал небеленый потолок с сучковатыми балками, пахло пылью и плюшем. По крохотной спальне плыли сиреневые рассветные сумерки. Говард узнал дешевые меблированные комнаты в Ист-Энде. Рядом на краю кровати сидела Роад и держала его за руку. Он попробовал сесть, но головокружение опрокинуло его навзничь.
— Не вставай, — сказала Роад. — Твое перевоплощение еще не завершено. Думаю, нужно подождать до вечера или до завтрашнего утра.
— Так значит, все правда. Я… — он запнулся, не в силах произнести вслух свой приговор, — превращаюсь в Ноя?
— Да.
Это короткое признание оглушило его, выбило почву из-под ног. Говард зажмурился и отвернулся к стене.
— Роад… — Собственный голос показался чужим: хриплым и жалким. — Роад, пожалуйста, останови это… Я не могу… Я — инспектор Ватикана, я — Ворон. Вся моя жизнь — она там.
— Прости меня, брат мой, но это не в моих силах. — Она крепче сжала его ладонь. — Мы не можем управлять тем, в ком проснется ген Ноя. И после того, как пробуждение началось, вспять его уже не повернуть.
Он впился зубами в ребро ладони, чтобы заглушить отчаянный стон. Роад невесомо погладила его по щеке.
— Ничего, Говард, ничего. Все пройдет. Завтра утром ты почувствуешь себя здоровым и крепким, и тогда я увезу тебя отсюда. Увезу далеко-далеко, на Маврикий или на Мадагаскар, где Граф еще долго нас не найдет. А когда найдет — то уже одумается, сменит гнев на милость.
— Граф… — Говард вспомнил меч, едва не разрубивший его надвое, и содрогнулся. — Так значит, он действительно хотел меня убить там, в госпитале. Но зачем, если я теперь Ной?
Она усмехнулась.
— Разве ты сам не ответил на этот вопрос минутой раньше? Ты — инспектор Ватикана и Ворон, вся твоя жизнь — там. После того, как Неа предал нас, Граф дует на воду. Думаю, его можно понять, верно? — Роад засмеялась тихим, печальным смехом.
— Если Граф не доверяет мне, то почему ты мне помогаешь?
Она поднялась с кровати и подошла к окну. Серый утренний свет окутывал темную фигуру, скрадывал очертания. Говард смотрел на ее прямую, напряженную спину, покатые плечи, горделивую посадку головы, и душе поднималось чье-то чужое, неведомое прежде чувство.
— Теперь ты — мой брат, — не оборачиваясь, заговорила Роад. — Я не позволю больше никому убивать моих братьев и сестер.
— Ты не боишься, что я тебя предам?
Она медленно повернулась. На губах застыла улыбка, опасная и лукавая — точь-в-точь, как у Графа.
— Ничего, — откликнулась она. — Мне не привыкать.
— Неа… — произнес Говард, но она не успела ему ответить: кто-то постучал в дверь.
— Ах! — Роад всплеснула руками, преображаясь из взрослой женщины в маленькую девочку. — Должно быть, дочка квартирной хозяйки, принесла бинты. Как хорошо! Я не успела купить.
Это действительно оказалась дочка квартирной хозяйки, хрупкая болезненная девушка лет восемнадцати-двадцати на вид. Роад крутилась вокруг нее волчком, пока она выкладывала покупки на маленький туалетный столик: бинты, марлевые салфетки, две или три склянки с мазями. Последними из бумажного пакета появились разноцветные леденцы на палочках.
— Мои любимые! — взвизгнула Роад и, схватив один, с хохотом закружилась по комнате.
Девушка улыбнулась, наблюдая за ней, и тут же зарделась, опустила глаза.
— Это подарок, да? Подарок? — затараторила Роад и повисла у нее на руке. — Обожаю подарки!
— Ваша сестра — просто прелесть, мистер Браун, — пробормотала девушка. — Мне пора, матушка меня ждет. Но если хотите, я могла бы зайти позже и поухаживать за вами немного, вы, кажется, сильно больны…
— Нет-нет-нет! — Роад схватила ее за локоть и потащила к двери. — Я сама позабочусь о брате, сама! Я отличная сиделка! Самая лучшая на свете! Правда, братик?
Говард кивком подтвердил ее слова. Девушка взглянула на него с сомнением, но спорить не решилась: поверила, хотя бы отчасти, или побоялась оказаться навязчивой.
— Я могла бы принести вам супу вечером…
— Да, супу, суп — это чудесно! — согласилась Роад и почти силой вытолкала ее из комнаты. — До свиданья, мисс Лоуэлл, приятно было познакомиться!
Она накинула щеколду и вприпрыжку подбежала к кровати.
— До чего же я люблю леденцы! — выдохнула она, с ногами забираясь на постель. — Хочешь? Хочешь-хочешь? Я уступлю тебе красный, они самые вкусные!
— Роад, пожалуйста, перестань, — остановил ее Говард и вытолкнул между непослушных губ странное и чуждое слово: — Сестра.
Роад прикрыла глаза, а открыв, стала вновь самой собой: усталой и взрослой, с золотыми глазами и серой кожей.
— Как скажешь, брат. — Она потянулась и отложила леденец. Встала и поправила Говарду одеяло. — Прости. Я действительно люблю конфеты. А теперь постарайся поспать. Скоро начнется новый приступ, и тебе нужны будут все твои силы.
Приступ начался около полудня. Роад хлопотала над Говардом, пока он метался в лихорадке весь день и всю ночь. Стигматы на лбу горели, кровь заливала глаза — Роад едва успевала менять повязки. Кажется, он кричал.
Все кончилось внезапно, так же, как и началось. Говарду показалось, что кто-то как будто щелкнул выключателем, погасив боль и жар. Тело наполнилось легкостью и силой: сами собой затянулись порезы, разгладились старые шрамы, зрение, давно испорченное отчетами и важными документами, вновь стало острым, как у подростка. Говард сел. Память Ноя растекалась по клеткам, заполняя его, словно сосуд. Он по-прежнему оставался собой, Говардом Линком — но в то время стал чем-то несоизмеримо большим.
Желанием Ноя.
— Роад…
Она приложила палец к губам. Лицо стало сосредоточенным и серьезным. Минуту спустя Роад выдохнула с облегчением:
— Кажется, он не заметил. Все в порядке, Желание.
Говард вопросительно поднял бровь, и она поспешила объяснить:
— Граф всегда чувствует появление нового Ноя. Мы все чувствуем и знаем, когда новый брат или сестра приходят к нам. Но я погрузила весь дом в созданный мною карман. Это тоже опасно, но не так сильно привлекает внимание. Теперь я уберу барьер, и дальше нам следует вести себя осторожно и использовать силу Ноев как можно меньше. Это тот след, по которому он может нас отыскать. Прости, брат, тебе придется еще немного побыть человеком.
— Это меня не расстроит.
— Хорошо. — Она пересекла комнату и распахнула створки покосившегося шкафа. Внутри висели два костюма по последней моде, на полке лежали стопкой сорочки, галстуки и кашемировые свитера. — Я взяла два билета на пароход до Лиссабона. Мы будем там через четыре дня и решим, куда отправиться дальше. Африканские острова или Карибы, там будет лучше всего. Жаль, что мы не можем просто пройти через мою дверь, но я уверена — это будет чудесное путешествие.
Роад достала один из костюмов, светлый твид в крупную клетку, отряхнула и повесила на ручку. Подобрала к нему свитер и шляпу, приступила к другим приготовлениям:
— Вот твой паспорт, теперь ты — Говард Браун. Не волнуйся, все бумаги исправны. — Продолжая говорить о билетах и документах, она складывала в саквояж белье и верхнюю одежду; затем вытащила дорожную косметичку с верхней полки, достала из потайного кармашка маленькую черную расческу и присела рядом с Говардом. — Какие у тебя чудесные волосы… Почти как у Лулу Белл.
Он откинул голову назад, позволяя ей заплести ему косу.
— Где моя старая одежда? В больнице?
— Думаю, да.
— Ты можешь ее достать?
Ее руки замерли, не доплетя до середины. Он не мог сейчас повернуться к ней, но знал: она озадачена.
— Ты собираешься разгуливать по городу в форме инспектора Ватикана? — в ее голосе послышалась настороженность.
— Нет. Форма мне не нужна. Но вместе с ней осталась дорогая мне вещь — крест на крупной цепочке. Это подарок. Пожалуйста, достань его для меня.
Ее пальцы снова задвигались, быстро перебирая пряди. Роад не торопилась отвечать: взвешивала риски.
— Хорошо, — медленно произнесла она и встала. — Хорошо, Говард, если ты того хочешь.
— Спасибо, Роад.
В дверях она обернулась:
— Ты ведь не сбежишь, брат? Это ведь не уловка, чтобы избавиться на меня на пару часов?
Говард улыбнулся и покачал головой. За это утро он успел обдумать свое положение. Ему некуда было бежать. То, что инспектор Левелье приказывал взять его живым, означало только одно: его собирались держать под замком и использовать для опытов. Разумное решение, Говард и сам бы его одобрил. Он больше не был одним из Воронов; он сделался врагом — Ноем, и те, кто прежде сражался с ним бок о бок, без колебаний поднимут против него оружие.
Все, что осталось у него от любимых — это серебряный крест, который Малкольм Левелье когда-то давно надел ему на шею. Крест принесет Роад. Говарду незачем бежать.
5
Роад вернулась через час с четвертью. Она раскраснелась, грудь вздымалась быстро и часто. Боялась, что он все-таки исчезнет, и потому бежала всю дорогу, догадался Говард.
— Вещи сложены, сестра, — сказал он.
Роад прислонилась спиной к двери и перевела дыхание. В глазах мелькнуло раскаяние. Роад открыла рот: кажется, она собиралась просить прощение за то, что сомневалась, но Говард не дал ей заговорить.
— Проверь, ничего ли я не забыл. И, наверное, нам следует поторопиться?
— Да. — Она оторвалась от двери. — Да, ты прав. Я попросила Лоуэлл вызвать для нас таксомотор. Представь себе, она назвала меня смышленой малышкой.
— А разве ты не смышленая? — улыбнулся Говард, и Роад улыбнулась в ответ.
Она щелкнула замком сумочки и протянула ему сверток, обернутый чистой тряпицей. Вся жизнь Говарда, все его мечты и надежды, вся любовь и преданность теперь умещались на ее маленькой узкой ладони. Осторожно, кончиками пальцев, он дотронулся до тонкой бежевой ткани и ощутил знакомые изгибы и острые углы. Он размотал тряпицу и надел крест на шею. Роад следила за его движениями.
— Этот крест — он ведь тот самый…
— Да. — Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы ответить невозмутимо и твердо. — Но сейчас это уже неважно. В нем больше нет никакой магии, только память. Память Говарда Линка.
— Он так дорог тебе, — задумчиво произнесла Роад, и Говард не был уверен, о чем именно она говорит: о кресте или о том, кто его подарил. — Я захватила еще кое-что. Вот, смотри.
Она снова открыла сумочку и вытащила Воронские печати, аккуратно перехваченные бечевкой. Безотчетно Говард потянулся к ним, но так и не смог прикоснуться. Немыслимо было сделаться Ноем — и продолжить сражаться оружием Ватикана. Печати должны были отвергнуть его, обернуться против него, вспыхнуть в его ладонях.
— Убери пока к себе, — резко бросил он, отворачиваясь, и схватил саквояж, чтобы Роад не заметила, как дрожат его руки. — Идем.
Она промолчала.
На лестнице Говард заговорил снова. Не потому, что хотел, просто нужно было отвлечься. Занять чем-то мысли.
— С церемонией для Шерила все улажено?
— О, да. Все оплачено заранее, я уверена, церемония пройдет безупречно. Его похоронят на кладбище Хайгейт. Гроб из лакированного дуба, с позолотой и вензелями.
— Шерил был бы в восторге, — сказал Говард и вдруг понял, что это не пустая фраза. Яркие фантики чужих воспоминаний с шорохом закружились в голове. Вот Шерил на приеме, одетый в безупречный смокинг; Шерил дома, в гостиной, пьет дорогой коньяк и курит кубинские сигары; Шерил выбирает подарок жене — вычурное колье с топазами; Шерил восхищается выставкой в галерее Тейт. О, лакированный дуб и вензеля пришлись бы Шерилу по вкусу. — Чем его отравили, Роад?
— Отравили? — Она остановилась и взглянула на него снизу вверх. — Что за глупости, ты говоришь, Говард? Шерила убил Неа.
Они вышли на улицу. Таксомотор уже ждал напротив входа: двигатель мерно гудел, водитель, опустив стекло, дымил сигаретой. Говард сложил вещи в багажник и устроился на заднем сиденье рядом с Роад. Она смотрела в окно невидящим взглядом и крутила в пальцах леденец.
— На вокзал Чаринг-Кросс, — велел Говард. Их поезд отправлялся в четверть первого и шел до Саутгемптона, где ждал пароход до Лиссабона.
— Шерила убил Неа, — повторила Роад, и тонкая палочка от леденца с треском надломилась у нее в руках. — Знаешь, Говард, я до сих пор не могу поверить в то, что его больше нет и есть ты. Четыре года назад, когда Неа вернулся и снова принялся убивать нас одного за другим, Шерил стал так осторожен, так внимателен к мелочам. При нем всегда находилась охрана. А после того, что случилось с Тики… — Она задохнулась, зажала рот ладонью, но быстро справилась с собой. — После Тики он был осторожен вдвойне. Как, как Неа сумел застать его врасплох? Как?
— Есть много способов, — откликнулся Говард. — Может быть, Неа и отравил его.
Роад фыркнула.
— Неа и яд? Ты слишком плохо его знаешь. Неа презирал такие вещи. — Ее губы дрожали и кривились, ненависть во взгляде мешалась с отчаянной любовью. — Он приходил с огнем и мечом, но никак не с отравой… Говард! Да с чего ты вообще взял про эту отраву?! Еще немного — и ты вспомнишь все это сам!
Он потер подбородок. Ищейка, охотничий пес Ватикана, просыпалась в его груди. Роад не стала бы врать. Она действительно верила, что Шерила убили в схватке.
— Так сказал патологоанатом в госпитале Святого Варфоломея.
— Что он может знать? Он всего лишь человек!
— Роад, тише. Водитель услышит наш разговор. Патологоанатом может знать свое дело — и он его знает. У Шерила была обожжена гортань и перед смертью случился кровавый понос. Подумай, Роад, кто и как мог его отравить?
Она смотрела на него, не мигая, словно обратившись в статую. Подвижен был только рот: она бормотала что-то на странной смеси языков, и Говард, как ни старался, не мог ухватить ни единого слова.
— Говард, — низко и хрипло произнесла она, — нам придется отложить наш отъезд. Прикажи водителю ехать на Майл-Энд-роуд.
Таксомотор высадил их в начале улицы. Не обращая внимания на уличных торговок и попрошаек, которые клянчили милостыню, они пешком пошли в сторону Уайтчепел. К этому времени Говард уже знал, куда они идут. Когда Роад пересекла дорогу и ступила в сень кладбищенской ограды Тауэр-Хемлетс, это не стало для него неожиданностью.
Роад вела его по грязным, оползшим дорожкам вдоль заросших сорняками могильных холмов и жалких дешевых памятников. У одной из могил плакал оборванный старик с жидкой седой бородой, у другой — женщина в рваной шали отмывала каменное надгробие, покрытое мхом. Воздух здесь был пропитан горем и нищетой. Вскоре участки кончились, и начались общие захоронения.
— Вот здесь. — Роад остановилась у могильного камня без имени и креста. — Тики лежит здесь. Ты знал?
— Да. — Он расследовал смерть Тики Микка, тщательно проверяя все обстоятельства и занося их в архивы Ватикана. Тики стал последним Ноем, чья гибель заинтересовала Центр; после него совет Ватикана решил, что всестороннее расследование — пустая трата времени.
Роад опустилась на колени, нежно погладила грязно-серый камень.
— Его убил экзорцист, — глухо проговорила она. — Так сказал мне Тысячелетний, и я ему поверила. В конце концов, разве я могла не поверить Тысячелетнему? Пусть даже тот экзорцист был мальчишкой с синхронизацией в шестьдесят процентов. Пусть даже он был заражен тизами. Какая разница, говорила я себе, ведь Тики уже не вернуть. Какая разница, почему бы мне не поверить Тысячелетнему Графу?
Она закусила губу; худое тело содрогнулось. Говард подошел ближе. Из глубины души всплыли воспоминания — его собственные воспоминания — о других кладбищах и других могилах, а вместе с ними пришло сочувствие. Не дурманящее и безумное, как любовь, доставшаяся ему вместе с памятью Ноя, но отстраненное и слабое. Сочувствие, которое не Желание испытывал к Мечте, но Говард к Роад.
Он присел рядом, и она расплакалась у него на груди. Она проливала слезы не по Удовольствию Ноя — по Тики Микку.
— В моем кабинете в Ватикане остались досье, — шепнул Говард. — Там все, что мне удалось выяснить. Поедем в Ватикан, Роад, и клянусь тебе, мы узнаем, кто в ответе за его смерть.
6
Подтаявшее мороженное густыми молочно-белыми каплями стекало на руки Роад и ее изящные, начищенные до блеска ботинки. Она этого не замечала; запрокинув голову, Роад разглядывала колоннаду Апостольского дворца.
— В этом крыле находится Ватиканская апостольская библиотека, — зачем-то сообщил Говард. — Имеет прекрасное собрание средневековых манускриптов.
Роад бросила на него презрительный взгляд.
— По-твоему, я не знаю? — резко ответила она и оглянулась в поисках урны.
— Прости, — ответил Говард.
Он забрал липкую бумажку и взамен ее предложил платок. Роад принялась вытирать пальцы, сосредоточенно и сердито комкая платок, будто он был виновником всех ее бед.
Дорога в Италию заняли два дня. Они приехали в Рим три часа назад утренним поездом, и с тех самых пор Роад была сама не своя. С каждой минутой она нервничала все больше.
— Не волнуйся, — склонился к ней Говард. — В этой части Ватикана — только туристы. Здесь нет никого, кто мог бы меня узнать.
— Здесь полно акума! — сквозь зубы процедила Роад и бросила платок прямо под ноги. — Акума могут узнать нас обоих, а я не хочу, чтобы Тысячелетний Граф отыскал нас раньше времени.
— Акума — в Ватикане?
— Разумеется. Здесь больше акума, чем в любом другом месте земного шара. Не вы одни умеете подсылать шпионов. — Она поправила шляпку и быстро пошла к галерее. Каблучки застучали о брусчатку. Говарду пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать. — Так значит, твой кабинет — с другой стороны?
— Не совсем. — Он еще раз объяснил, в какой части здания находятся комнаты инспекторов, но она не слушала.
— Мы так рискуем, — твердила она, — так рискуем. И все — ради бумаг, которые могут оказаться совершенно бесполезны! Послушай, Говард, зачем вам вообще понадобились эти расследования? Почему вы просто не спросили у Неа, что произошло? Боялись, что он вам соврет?
— Неа давно перестал быть союзником Ватикана. Еще до того, как он убил Джасдеби и Лулу Белл.
— Вы, наверное, локти себе кусали, когда он и вас оставил в дураках? — спросила Роад.
— Кусали, — признал Говард.
Они потратили почти два года, пожертвовали Алленом Уокером — и все лишь для того, чтобы пробудившийся Неа сначала пообещал помощь, а потом исчез, затерявшись среди китайских бамбуковых рощ и рисовых полей. Еще через полтора года Неа вернулся, чтобы снова расправиться с семьей Ноя — и, так же, как и за тридцать восемь лет до того, преуспел. Ноев стало на две трети меньше; те, что остались в живых, ослабли. «Хорошо, что не мы его враги», — заметил старший инспектор Левелье, перелистывая подготовленный Говардом отчет: труп Вайзли, разрубленный на пять частей, нашли в алтаре собора Святого Петра.
Обескровленный Тысячелетний Граф отступил. И все же они не добились победы: лишенный Сердца, Черный Орден тоже не мог больше сражаться в полную силу. Война, которая должна была закончиться в этом поколении, вновь затянулась на долгие годы.
— Мы увидели все, что хотели, — сказала Роад, и звук ее голоса выдернул Говарда из омута тягостных мыслей. — Пойдем в гостиницу. Стоит отдохнуть перед ночной вылазкой. Говард… Ты никогда не жалел о том, что случилось с Алленом?
— Жалел. И до сих пор жалею, об этом — и о многом другом. Но мы на войне, Роад. Если бы я мог, то пожертвовал бы собой, но моя жизнь никому не была нужна.
Они сняли номер в маленькой семейной гостинице, окнами выходившей на Тибр. Из комнаты можно было разглядеть клочок набережной. Говард знал это место: если пройти чуть дальше и свернуть во дворы, можно было попасть в семейную тратторию. Цены были невысоки, еда — сытной, и Говард частенько ходил туда обедать.
Вечный Город населяли призраки его прошлого.
От близости и недосягаемости той старой, почти счастливой жизни мутило. По венам растекалось лихорадочное возбуждение: хотелось действовать немедленно, ворваться в Апостольский дворец прямо сейчас, сразиться — с кем угодно, с Воронами или акума, лишь бы только забыться на время. Но вместо этого Говард заставил себя съесть заказанный в номер обед и лечь спать. Роад была права: им предстояла тяжелая ночь.
Он проснулся на закате и сразу, еще до того, как открыть глаза, вспомнил о том, что им предстоит сделать. Говард полежал немного, разглядывая мелкие розовые цветы на обоях и перебирая в уме важные детали: планы коридоров, количество Воронов. Способ, которым он передаст информацию инспектору Левелье, если они с Роад найдут что-то действительно важное. Затем он отбросил одеяло и сел.
Роад свернулась калачиком в кресле и смотрела на неторопливые воды Тибра.
— Говард, — позвала она, — прости меня. Я и не знала, что ты такой… сильный.
— Роад, дай мне, пожалуйста, мои печати.
Они слушались его: покорно ложились между пальцев, прятались в одежде. Роад следила за его приготовлениями. Вместе с печатями в больнице лежали Воронские ножи, но она не догадалась их взять.
— Может быть, купим лезвия? Я видела неподалеку оружейную лавку.
— Не нужно. Они все равно будут другой формы, не той, к которой я привык.
Они вышли из гостиницы в сумерках. Добродушный хозяин, решивший, что они отправляются ужинать, долго расхваливал ресторанчик неподалеку и советовал прогуляться по набережной. Вечером, говорил он, когда фонари отражаются в реке, Тибр особенно прекрасен.
— Он прав, — заметила Роад. — Тибр действительно прекрасен.
Сияющие пятна покачивались на волнах, отблески света танцевали на каменных парапетах и отражались в ее глазах. Говард предложил ей руку, и она с благодарностью оперлась на его локоть. Не торопясь, словно настоящие брат с сестрой, они направились к Ватикану.
Им удалось зайти внутрь вместе с последними припозднившимися туристами. Это оказалось нетрудно: сегодня показывали костюмированное представление. Говард завел Роад в парк, подальше от чужих глаз. Там они посидели еще немного, дожидаясь, пока все стихнет.
— Пора, — решил Говард.
Его кабинет находился на верхнем этаже, под самой крышей. Используй они силы Ноев, попасть туда было бы легче легкого, но Роад по-прежнему боялась, что их обнаружат.
— Совсем без этого не обойтись, пожалуй, но давай применять их как можно меньше, — сказала она.
Приходилось действовать другим способом. Говард все рассчитал: по старому дубу, ветви которого почти вплотную подходили к стене, они должны были забраться в окно коридора двумя этажами ниже. Потом подняться по черной лестнице, минуя посты охраны, и дойти до нужной комнаты. Замок придется уничтожить, но Говард не сомневался, что сумеет сделать это тихо. Код от сейфа он помнил наизусть.
Если им повезет, они ни разу не столкнутся с Воронами. Говард очень на это надеялся.
Он подсадил Роад на нижнюю ветку, подтянулся следом, стараясь не слишком шуметь. Едва ли охранники в здании станут любоваться садом, но не следовало рисковать попусту. У нужного окна Роад сотворила одну из своих свечей, вырезала кусок стекла и уступила место Говарду. Он поднял шпингалет и распахнул окно. В коридоре никого не было.
Он спрыгнул на пол, прислушался. За углом раздался звук удалявшихся шагов — охрана заканчивала вечерний обход. Говард подал знак и, прижимаясь к стене, двинулся к выходу на лестницу. Роад бесшумно скользнула следом.
Они взбежали по лестнице; остановились, чтобы выровнять дыхание. Говард приложил палец к губам, на пальцах досчитал до трех и быстро раскрыл дверь.
Там их уже ждали. Левелье выставил охрану прямо у его кабинета.
Пальцы сами собой сложились в нужную фигуру, печати создали магический щит, отбивая чужую атаку.
— Я справлюсь, — выдохнул Говард. Он не знал, слышит ли его Роад, да и вовсе не был уверен, что обращается к ней, а не к самому себе. Двое Воронов напротив опять активировали печати.
Поток жаркого воздуха хлестнул по лицу; сверкнул порожденный магической техникой разряд. Оттолкнувшись от косяка, Говард бросился в бой.
— Связующее оперение!
Один из противников упал, не сумев увернуться. Второй атаковал; он остался один, но печатей у него было больше. Они кружили друг против друга в узком коридоре, нападая и обороняясь. Огненная струя опалила плечо, совсем рядом с треском осыпалась стена. Блок, разворот, снова блок. Под ногами хрустела кирпичная крошка, пахло гарью и жжеными волосами. Противник активировал одну огненную печать за другой. У Ворона было преимущество: он мог не сдерживать силы, в то время как Говард старался не навредить.
Новая атака пробила защиту и врезалась в грудь, Говарда отбросило к стене. Мир вспыхнул и разлетелся на миллион разноцветных осколков, и из пестрого водоворота вынырнуло лицо Шерила. «Используй! — кричал он. — Используй силу Ноя!»
— Никогда, — прошипел Говард. — Против них — никогда!
Он ударил вслепую. Атака прошла по касательной, почти не задев противника, и разнесла противоположную дверь. Обломки брызнули во все стороны; Ворон пошатнулся, оглушенный, и на долю секунды потерял концентрацию. Этого было достаточно.
Говард метнулся вперед. Пальцы сомкнулись под маской, на чужой шее. Он знал, куда нужно давить, чтобы противник потерял сознание. Ворон дернулся, пытаясь достать его, и в следующее мгновение рухнул на пол. Измотанный, Говард осел следом.
— Говард! — Роад дернула его за плечо. — Сейчас здесь будет подмога, скорее!
— Да… Сейф!
Возиться с замком уже не было нужды: взрыв разрушил стену. В неровной дыре виднелся письменный стол Говарда, подвесные книжные полки, высокая кордилина в круглом голубом горшке. Интересно, мелькнуло в голове, они ее поливают?
— Скорее! — торопила Роад, и Говард, перепрыгнув через мусор, оказался у сейфа. Маленькая круглая ручка повернулась сперва в одну сторону, потом — в другую, и так — еще несколько раз, пока он набирал код. Затем Говард потянул за ручку.
Дверца не поддалась.
— Он сменил шифр, — пробормотал Говард. — Ну конечно же. Какой же я болван, ведь это было ясно как день. Старший инспектор никогда не оставляет такие вещи без внимания…
Впрочем, это было неважно. Взрывом больше, взрывом меньше — теперь это уже не имело значения. Говард активировал печать.
— Инспектор Линк, — раздалось у него за спиной, и он едва успел крикнуть: «Роад, нет!»
Ее свечи замерли в миллиметре от лица Левелье.
— Роад, нет, — повторил Говард. — Пожалуйста. Дай нам поговорить.
Левелье отвел ладонью зависшие в воздухе дротики, перешагнул битый кирпич.
— Вторая группа Воронов будет здесь через две минуты, — невозмутимо произнес он. — Как только они появятся, я отдам приказ о вашем аресте. Поторопитесь, инспектор Линк.
Язык прилип к гортани, губы онемели; Говарду показалось, что он не сумеет произнести ни слова. Да и что он мог бы сказать? Предложить старшему инспектору отпустить врага? Что за глупость.
— Пожалуйста, — выдавил он из себя. — Пожалуйста, инспектор Левелье. Я веду расследование, инспектор. Вы помните? Вы сами мне его поручили. Я… Я почти у цели. И информация из сейфа — она нужна мне. Нужна всем нам. Пожалуйста.
Левелье смотрел ему в глаза; потом опустил взгляд ниже — на грудь, туда, где в прорехах пиджака виднелся старый серебряный крест.
— Все еще носите его, Линк? — бесстрастно спросил Левелье. — Зачем? В нем больше нет никакой магии, это пустая побрякушка.
— Пожалуйста, инспектор. Я даю вам слово. Я… вернусь.
Послышался далекий шум: топот, звуки взволнованных голосов. Похоже, к Воронам присоединился отряд гвардейцев. У них оставалось не больше нескольких секунд. Левелье задумчиво взглянул на Роад, потом снова на Говарда.
— Три, — начал он, — восемь, пять, девять, семь, семь.
7
— Ты знаешь, Тики очень долго сопротивлялся, — сказала Роад. Поджав под себя ноги, она сидела на жесткой вокзальной скамье и перелистывала страницы дела. — Много лет. Не давал Удовольствию взять над собой верх, оставался человеком.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
Роад вытащила лист с описанием места, где погиб Тики. Перечисление ран, положения тел Ноя и экзорциста, повреждения соседних домов.
— Ты ведь сделаешь все, чтобы сдержать свое обещание, правда, Говард? — вопросом на вопрос ответила она и добавила, рассеянно проводя пальцем по бумаге: — У тебя такой красивый почерк…
Локомотив с гудением подошел к перрону, и пассажиры заторопились, подхватывая багаж и отыскивая взглядами нужный вагон. Говард тоже поднялся и взял саквояж. У них были билеты в купе первого класса, они ехали в Лиссабон.
— Удар в спину, остатков Чистой Силы в теле не обнаружено, — резюмировала Роад и убрала папку к остальному багажу. — Это, конечно, был не тот несчастный мальчик-экзорцист. И не Неа. Неа никогда не нападает со спины. Говард, ты голоден? Может, пойдем в вагон-ресторан?
Ему было за нее страшно; даже на публике она больше не могла прятаться за своей личиной очаровательного и капризного ребенка.
Поезд тронулся; под стук колес они прошли по застеленному ковровой дорожкой проходу. Большая часть пассажиров еще устраивалось на своих местах, и вагон-ресторан был почти пуст. Официант проводил их к столику.
— Десертное меню для синьорины? — предложил он.
— Да, благодарю вас, — ответил Говард. — Ну что? Возьмем только пирожных и конфет?
Роад дернула уголком рта.
— Говард, пожалуйста, закажи мне нормальной еды.
Когда официант подошел к ним второй раз, Говард попросил принести им два минестроне и два бифштекса с кровью. Официант с сомнением пожевал губами.
— Синьор, вы уверены? Наш шеф-повар готовит минестроне с острым перцем, ваша сестра…
— Моя сестра разберется без ваших советов. Она любит острое.
Официант с поклоном отошел. Говард покосился на Роад: она сидела, подперев подбородок ладонью. Мимо проплывали живописные пригороды Рима — пасторальная идиллия.
— Тики был убит ударом в спину, — начала Роад. — Убит тем, кому он доверял. Так же, как и Шерил. Как ты там говорил? Обожженное горло и кровавый понос? По симптомам похоже на щелок или кислоту, должно быть, Чистая Сила. Добавить Чистую Силу в его еду мог только тот, кому Шерил доверял, как самому себе. Кому они доверяли?
Она рассуждала негромко и ровно, и можно было подумать, что речь идет о школьном домашнем задании. Говард знал этот тон. Именно так, спокойно и отстраненно, разговаривают, когда становиться слишком больно, чтобы кричать.
— Они оба доверяли Тысячелетнему. И только ему, — ответила она на свой собственный вопрос. — Это он их убил. Наш милый славный Тысячелетний Граф.
Официант поставил перед ними тарелки с супом, но Роад не притрагивалась к еде.
— Зачем, Говард? Зачем он сделал это с нами? Особенно теперь, после того, как Неа… Неа! — Она оборвала фразу на середине, уронила голову на руки. Плечи задрожали. — Неа…
— Роад! — Говард подался к ней, и она обеими ладонями сжала его пальцы.
— Они действовали заодно, Говард, все эти сорок с лишним лет они были заодно! — Она смеялась и плакала одновременно. — Неа убивал по желанию Тысячелетнего, а Тысячелетний просто… просто подчищал за ним хвосты! Ему не нравилось мое поколение, и он избавился от него. Его злило, что поколение Тики и Шерила слишком привержено людским привычкам и нерасторопно. Он избавился от них, как от неудачных образцов — так же, как хотел избавиться и от тебя, чтобы Желание Ноя проснулось в ком-то другом, в ком-то подходящем. — Она говорила все громче и быстрее, и одновременно с этим нарастал неясный гул, словно само мироздание откликалось на слова Роад. — В ком-то, кто стал бы для него идеалом. Ради этого он убивал моих братьев и сестер! Говард! Говард!
Ее крик потонул в грохоте и скрежете металла о металл. Неведомая сила подхватила и опрокинула вагон, швырнула его оземь, словно игрушку. Мир наполнился испуганными криками, осколками, горячими брызгами минестроне. Огромная рука выдернула Говарда из вагона, смяла и бросила между искореженными обломками.
— Роад? — Он вскочил на ноги, пошатнулся, но устоял. На мгновение его охватил ужас, что с ней могло что-то случиться. — Роад!
— Я здесь. — Она, уже в облике Ноя, выбралась из-под обломков. — Я в порядке. Нас не убьешь такой ерундой.
Вокруг стонали и плакали; где-то впереди горел локомотив, бешено крутились вздернутые вверх колеса. Говард вообразил завтрашние заголовки газет: «Поезд сошел с рельсов», «Ужасная трагедия в Риме». Он придержал Роад за локоть и только тут заметил, что его кожа тоже посерела.
— Это Тысячелетний. — Роад прижалась к нему. — Тысячелетний нас нашел.
Говард поднял голову. С неба, используя Леро как парашют, к ним спускался Тысячелетний Граф.
— Так-так-так! — пропел он и ступил на изогнутую балку. — А вот и мои милые Апостолы!
Стигматы на лбу вдруг захлестнула боль, такая сильная, что она почти граничила с наслаждением. Говард задохнулся от страстной, сводящей с ума любви. Подобно раковой опухоли, это чужое, нечеловеческое чувство разрасталось, занимало все его тело, заражало и уродовало прежде здоровые клетки. «Граф, Граф, Граф, наш милый славный Граф!» — выла память Ноя на тысячу голосов, и Говарду — нет, уже не Говарду, Желанию Ноя — хотелось плакать от умиления и целовать полы его платья.
— Говард, — чуть слышно произнесла Роад, и он вспомнил, что это не он, это не его чувства.
Что он ненавидит Тысячелетнего Графа — и любит совсем других людей.
— Ах, дурашки, вы плохо себя вели. Очень, очень плохо! А кое-кто, — тыквенный набалдашник зонтика указал на Говарда, — до сих пор ведет себя плохо. Роад, милая моя, ну как же ты могла меня бросить ради него?
По толстым щекам побежали слезы; из кармана явился на свет огромный полосатый платок. Граф всхлипывал и шмыгал носом. «Неужели, неужели мой милый Граф не простит меня?!» — рыдало вместе с ним Желание Ноя. «Неужели он не отпустит даже Роад?!» — в ужасе думал Говард Линк.
— Но все в порядке, моя милая Роад, я не сержусь, — продолжил Граф. — Я тебя прощаю. А теперь — отойди от Говарда Линка. Ему не место в нашей семье.
— Нет, — сдавленно пробормотала она. — Нет, нет.
Мечта Ноя сражалась в ней с Роад Камелот, и Говард не знал, кто одерживает верх.
— Не-е-ет? — протянул Граф. — Ну, тогда-а-а…
— Тогда, — прохрипел Говард и порывисто шагнул вперед, пряча ее за своей спиной, — тогда ты оставишь ее в покое, Тысячелетний. Оставишь в покое нас обоих, и знаешь, ты знаешь, почему ты это сделаешь?
— Почему? — Он склонил голову на бок, и за очками стали видны глаза. В его позе не было волнения или страха, лишь детское, непосредственное любопытство.
Инстинкты Ноя бушевали в груди, приказывали не спорить, молчать, молить о прощении. Все, что угодно, лишь бы остаться с Графом. Все, что угодно! Нет, оборвал себя Говард, все, что угодно — лишь бы вернуться домой, к инспектору Левелье.
— Потому что я знаю — мы оба, я и Роад, знаем — что это ты убил Тики и Шерила. Что ты в сговоре с Неа. Что ты пытаешься вывести своих идеальных Апостолов, словно скаковых лошадей, и безжалостно уничтожаешь всех, кто не пришелся тебе по вкусу.
Тысячелетний Граф в притворном ужасе всплеснул руками:
— Роад, девочка моя, ты слышишь, что он такое говорит!
— Он говорит правду, — ответила она.
— И эта правда, — подхватил Говард, — теперь навсегда останется в памяти Мечты и Желания. Навсегда, Тысячелетний. Каждое новое воплощение будет рано или поздно вспоминать то, как ты предал нас, и будет рассказывать об этом остальным. Ну? Что ты будешь делать?
Тысячелетний Граф хихикнул; соскочил на землю.
— В самом деле, какая незадача, — протянул он. — И что же вы предлагаете?
— Ты не тронешь Роад за то, что она пыталась меня спасти. И ты… — Слова давались с трудом, память Ноя сопротивлялась до конца — но Говард знал, что он окажется сильнее. Позади беззвучно плакала Роад — плакала не по Желанию Ноя, но по своему названному брату Говарду. — Ты отпустишь меня. Я вернусь домой, в Ватикан, и ты больше никогда за мной не придешь. Я проживу свою жизнь, а потом, когда ген Ноя проснется в следующем человеке, ты получишь свое Желание. Тогда я — мы оба — будем молчать о том, что знаем. Отныне и во веки Мечта и Желание Ноя будут немы. А если нет… То мы разрушим твою семью, и будем разрушать ее снова и снова. Отныне и во веки, Тысячелетний. Отныне и во веки.
— Это все? — Граф стал серьезен.
Сердце пропустило удар. Это был шанс защитить и спасти кого-то еще, но кого? Потребовать отпустить Третьих, если они еще живы? Или, может быть, настаивать, чтобы Неа покинул тело Аллена Уокера? Или…
— Нет, не все. Ты никогда, ни сейчас, ни после, не тронешь Малкольма Левелье или его родных.
— Левелье, — произнес Граф с отвращением и тут же, рассмеявшись, хлопнул в ладоши. — Хорошо! Я согласен на твои условия. Твоя жизнь и жизнь Малкольма Левелье вместе со всей его родней — в обмен на ваше вечное молчание. Ну, решено. Идем, Роад! Мы успеем домой как раз к чаю. Я испек твой любимый пирог с патокой! Обещаю, ты просто пальчики оближешь!
Роад выступила вперед. На мгновение Говард решил, что она в самом деле уйдет вот так, даже не попрощавшись.
— Спасибо, Тысячелетний, — сказала она, и ее голос стал таким же приторно-сладким, как патока в пироге. — Иди вперед, я тебя догоню. Позже.
— Как скажешь, моя милая! — Зонтик-голем со щелчком раскрылся, и Графа подхватило набежавшим порывом ветра. Он поднимался все выше и выше, пока не исчез за облаками ярким воздушным шариком.
— Роад, — позвал Говард. Ее плечи поникли, и хотелось утешить ее, приласкать, взять на руки и обещать, что он всегда будет рядом. — Ты… Ты ведь отпустишь меня, сестра?
— Конечно. — Она подняла на него блестящие от слез глаза. — Ведь ты все равно останешься моим братом, правда, Говард? Ну все, хватит, не будем прощаться долго. Иди!
Она махнула рукой, и вокруг него в одночасье выросли мутно-желтые стены. Замигали лампы над головой, воздух стал спертым и влажным. Говард обернулся. На расстоянии полуметра от него находилась открытая дверь, а за ней виднелась залитая солнцем гостиная. Пахло кофе и выпечкой; на низком журнальном столике стоял поднос с маленькими разноцветными пирожными-макарони. В кресле у камина сидел человек и читал книгу.
Говард перешагнул порог, и старший инспектор Малкольм Левелье медленно поднялся ему навстречу.
Название: Коридор
Автор: Г. Линк
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Говард Линк, Роад Камелот
Категория: джен
Рейтинг: G
Размещение: только после деанона
Примечание: иллюстрация к фику "Брат мой, враг мой"
@темы: Квест 5, Команда Линка
-
-
16.12.2014 в 00:37Иллюстрация классная. Очень дополняет текст! Вот прям такой коридор представляла, пока читала.
-
-
16.12.2014 в 21:38-
-
16.12.2014 в 21:43Фик прочитала взахлеб, даже не прерываясь. Словно аниме посмотрела: каждая часть рассказа очень ясно появлялась перед глазами. Весьма красочные картинки, когда не только видишь персонажей, но и чувствуешь их, ходишь следом по пятам и ощущаешь их надежды, чаяния и боль))
Говард Линк прекрасен! Сильный, крепкий мужчина)
Роад просто мимими какая! Верная и храбрая девочка)
Иллюстрация прекрасна. Коридор выглядит жутким и пугающим, а Говард очень настоящим.)) Кажется, вот-вот повернет голову и окинет взглядом)
Спасибо за чудесную выкладку!
-
-
17.12.2014 в 00:18Читал не отрываясь, очень интересно. И какой прекрасный Линк
На счет Роад не могу ничего определенного сказать. Я о ней серьезно никогда не думал, потому она мне просто понравилась, но моментами всё же была не очень. Но это мое им-хо, так что ничего серьезного) Я о ней мало знаю.
Сюжет замечательный
И арт к тексту прекрасен
Команда, вам снова от меня лучи любви и цветы